Если у вас паранойя - это ещё не значит, что за вами не следят...
текст- Привет, ты где?
- Я на Хайвэе, справа от меня сидит человек с табличкой "Will suck for food", его зовут Джастин, а меня ты легко узнаешь по надписи "Man with broken life", она нацарапана у меня на лбу розовым маркером. Еще мои глаза, они излучают скуку и грусть, ты не перепутаешь.
- Что у тебя с голосом? Ты шутишь?
- Шучю. А еще меня окружает город, смотрит на меня, а я смотрю на него. В нем произошли мириады историй, ну, я знаю только пятьдесят одну. Или пятьдесят две, если считать историей тот случай, когда моего дядю Эрни сбил грузовик, когда он ехал по шоссе 55, на своем Харлее. Ты должна знать Эрни, он танцевал чечетку на Бродвее, был очень известен в 60-ые.
- Ха-ха, Костя, я люблю тебя.
- Ты все испортила. Костей меня еще никто не называл. Я, к счастью, не Костя, а ты, к сожалению, ошиблась номером.
- Ой, простите. Ваш голос, ну, он так был похож. Простите.
На этом самом месте она положила трубку. А на следующий день позвонила снова, сказала, что в прошлый раз ошиблась всего лишь на одну цифру, что она работает психоаналитиком, и мне нужна ее помощь. А еще я очень интересный собеседник. Я сказал, что видел подобное в малобюджетном фильме ужасов и дальнейшая беседа бесполезна. Положил трубку, а сам расстроился.
Затем я нашел на полу балкона мокрую сигарету. Сначала обрадовался, а потом расстроился вновь. Потому что регресс. Потому что неправильно радоваться вонючей мокрой сигарете, тем более с пола, год назад я бы к ней не притронулся. Но на вкус она оказалась, кстати, очень даже ничего.
Мне всегда казалось, что я на краю. Классное слово. Край. Иногда люди, в очередях, говорят "Кто крайний?" вместо "Кто последний?", когда хотят узнать свое место. Я их никогда не понимал.
Так вот, а недавно мне в руки попался граненый стакан, хороший такой стакан, может быть, даже символ. Я посчитал количество граней - двадцать четыре. Не знаю, чтобы это могло значить, но теперь мне кажется, что я на гране. Тоже классное слово. Грань.
Впервые в жизни я выгляжу жалким в своих глазах. Сведя свою потребность в суточной норме общения к никчемной фразе на не родном языке "Парламент Лайтз", в ответ я слышу вечное "Сорок пять", протягиваю деньги, получаю сигареты, вроде бы, простой механизм, но он чертовски не спасает от одиночества. Очень не приятно, друзья мои, сначала распрощаться со смыслом жизни, а затем проебывать одиночеству вроде бы в, казалось, равной борьбе.
Если бы та психолог перезвонила снова, я бы начал рассказывать о себе. Я бы поведал ей, что мне всегда была отвратительна мысль самоубийства, а сейчас я просто не могу об этом не думать, такой ахуенно простой и удобный выход, его нельзя не рассматривать. Я бы сказал, что, даже вспоминая все мои эксперименты над собой, ложный иммунитет к боли и страданиям, все клинические смерти - мне никогда не было так плохо. Так грустно, бла бла, проклятая скучная осеее-е-е-нь. А Костя, кстати, мудак, начал бы доказывать я ей.
А главное, атмосфера безысходности, на гарнир, в виде соуса. Ведь впереди ничего нового, ни эмоции, ни чувства, ни мысли. Всего лишь надоевшие химические реакции и процессы в голове.
Надо рвануть в Амстердам. Сесть в кафе, чиркнуть зажигалкой, улыбнуться, через два часа прийти в себя и пойти гулять. До ближайшего колумбийца. Ему надо сказать, что ты здесь надолго, и планируешь регулярно покупать у него. Тогда он практически не будет тебя обманывать.
Я долго пытался вспомнить хоть что-нибудь хорошее. Хоть один маленький кусочек, воспоминание. Счастья. Из детства, пусть. Безуспешно. Жаль.
А еще, забавно, ваши дневники дают мне право истекать соплями, крест накрест, сплошь и рядом, постоянно. Чтобы как вы.
(с)kenny [ха-ха, не в заголовке]
- Я на Хайвэе, справа от меня сидит человек с табличкой "Will suck for food", его зовут Джастин, а меня ты легко узнаешь по надписи "Man with broken life", она нацарапана у меня на лбу розовым маркером. Еще мои глаза, они излучают скуку и грусть, ты не перепутаешь.
- Что у тебя с голосом? Ты шутишь?
- Шучю. А еще меня окружает город, смотрит на меня, а я смотрю на него. В нем произошли мириады историй, ну, я знаю только пятьдесят одну. Или пятьдесят две, если считать историей тот случай, когда моего дядю Эрни сбил грузовик, когда он ехал по шоссе 55, на своем Харлее. Ты должна знать Эрни, он танцевал чечетку на Бродвее, был очень известен в 60-ые.
- Ха-ха, Костя, я люблю тебя.
- Ты все испортила. Костей меня еще никто не называл. Я, к счастью, не Костя, а ты, к сожалению, ошиблась номером.
- Ой, простите. Ваш голос, ну, он так был похож. Простите.
На этом самом месте она положила трубку. А на следующий день позвонила снова, сказала, что в прошлый раз ошиблась всего лишь на одну цифру, что она работает психоаналитиком, и мне нужна ее помощь. А еще я очень интересный собеседник. Я сказал, что видел подобное в малобюджетном фильме ужасов и дальнейшая беседа бесполезна. Положил трубку, а сам расстроился.
Затем я нашел на полу балкона мокрую сигарету. Сначала обрадовался, а потом расстроился вновь. Потому что регресс. Потому что неправильно радоваться вонючей мокрой сигарете, тем более с пола, год назад я бы к ней не притронулся. Но на вкус она оказалась, кстати, очень даже ничего.
Мне всегда казалось, что я на краю. Классное слово. Край. Иногда люди, в очередях, говорят "Кто крайний?" вместо "Кто последний?", когда хотят узнать свое место. Я их никогда не понимал.
Так вот, а недавно мне в руки попался граненый стакан, хороший такой стакан, может быть, даже символ. Я посчитал количество граней - двадцать четыре. Не знаю, чтобы это могло значить, но теперь мне кажется, что я на гране. Тоже классное слово. Грань.
Впервые в жизни я выгляжу жалким в своих глазах. Сведя свою потребность в суточной норме общения к никчемной фразе на не родном языке "Парламент Лайтз", в ответ я слышу вечное "Сорок пять", протягиваю деньги, получаю сигареты, вроде бы, простой механизм, но он чертовски не спасает от одиночества. Очень не приятно, друзья мои, сначала распрощаться со смыслом жизни, а затем проебывать одиночеству вроде бы в, казалось, равной борьбе.
Если бы та психолог перезвонила снова, я бы начал рассказывать о себе. Я бы поведал ей, что мне всегда была отвратительна мысль самоубийства, а сейчас я просто не могу об этом не думать, такой ахуенно простой и удобный выход, его нельзя не рассматривать. Я бы сказал, что, даже вспоминая все мои эксперименты над собой, ложный иммунитет к боли и страданиям, все клинические смерти - мне никогда не было так плохо. Так грустно, бла бла, проклятая скучная осеее-е-е-нь. А Костя, кстати, мудак, начал бы доказывать я ей.
А главное, атмосфера безысходности, на гарнир, в виде соуса. Ведь впереди ничего нового, ни эмоции, ни чувства, ни мысли. Всего лишь надоевшие химические реакции и процессы в голове.
Надо рвануть в Амстердам. Сесть в кафе, чиркнуть зажигалкой, улыбнуться, через два часа прийти в себя и пойти гулять. До ближайшего колумбийца. Ему надо сказать, что ты здесь надолго, и планируешь регулярно покупать у него. Тогда он практически не будет тебя обманывать.
Я долго пытался вспомнить хоть что-нибудь хорошее. Хоть один маленький кусочек, воспоминание. Счастья. Из детства, пусть. Безуспешно. Жаль.
А еще, забавно, ваши дневники дают мне право истекать соплями, крест накрест, сплошь и рядом, постоянно. Чтобы как вы.
(с)kenny [ха-ха, не в заголовке]